Миры братьев Стругацких

Аркадий и Борис Стругацкие своими книгами воспитали поколение людей с «нетерпением потревоженной совести» и «невосторженным образом мыслей»

19 ноября 2012 года перестала гореть «двойная звезда» мировой фантастики – от нас ушел Борис Натанович Стругацкий. Старшего брата и неизменного соавтора Аркадия, скончавшегося в октябре 1991-го, он пережил больше чем на двадцать лет: практически на всю «постсоветскую эпоху».

Аркадий и Борис Стругацкие.

Братья выросли в семье, даже по тем временам, необычной. Искусствовед Натан Стругацкий в 1916-м вступил в партию большевиков, в Гражданскую войну стал комиссаром в кавалерийской бригаде, а после демобилизации служил партийным функционером на Украине. Где и познакомился с дочерью мелкого торговца Александрой Литвиничевой, вышедшей за него против воли родителей, и проклятой ими за мужа-еврея.

Семья переезжала с места на место – куда бросала партия. В 1925-м в Батуми родился Аркадий, в 1933-м в Ленинграде – Борис.

В 1950 году Борис Стругацкий закончил школу с серебряной медалью, и, мечтая заниматься ядерной физикой, пытался поступить на физический факультет ЛГУ. Однако принят не был – антисемитская кампания была в самом разгаре. Но в университет его всё же взяли – на «менее престижное» отделение астрономии матмеха (математико-механического факультета).

Потом, вплоть до 1964 года, он работал на Пулковской обсерватории, но задолго до ухода его главным делом стала вовсе не астрономия: в июне 1955 года в Ленинград приехал демобилизовавшийся старший лейтенант Аркадий Стругацкий, уже имевший «за плечами» написанную им вместе со Львом Петровым повесть «Пепел Бикини».

Прозрение

Борис Стругацкий в домашнем кабинете.

Видевшиеся до того лишь урывками (во время отпусков старшего) братья выяснили, что у них не только сходные взгляды на науку и литературу, но и то, что Бориса давно уже тянет писать.

В 1956-м (Аркадий к тому времени уже переехал в Москву) они написали «Страну багровых туч», – и, о чудо! – в 1959-м, после двух лет хождения по издательствам, повесть была напечатана.

Тут-то и родился писатель «братья Стругацкие».

Далее, как напишет потом Аркадий, «пошли книги», которые каждый уважающий себя любитель фантастики может перечислить, даже будучи разбужен ночью. «Путь на Амальтею» и «Стажеры», «Полдень. XXII век» и «Далекая Радуга», «Трудно быть богом» и «Понедельник начинается в субботу», «Улитка на склоне» и «Пикник на обочине», «Обитаемый остров» и «Жук в муравейнике», «Хищные вещи века» и «За миллиард лет до конца света», «Малыш» и «Парень из преисподней», «Волны гасят ветер» и «Град обреченный», «Хромая судьба» и «Гадкие лебеди»…

«Миры братьев Стругацких» – так называлась серия книг любимых нами авторов, которую в конце 1990-х годов начало выпускать издательство «Terra Fantastica». Название оказалось потрясающе точным: именно в «мирах братьев Стругацких» выросли несколько поколений. И выросли вместе с созданными ими героями – Алексеем Быковым и Владимиром Юрковским, доном Руматой и бароном Пампой, Леонидом Горбовским и Геннадием Комовым, Максимом Каммерером и Рудольфом Сикорски, Кристобалем Хунтой и Романом Ойра-Ойра, Виктором Баневым и Андреем Ворониным.

Любопытно, что, как рассказывал мне Борис Натанович, в молодости они с Аркадием были «настоящими сталинцами», считавшими, что все происходящее в стране – правильно, а если и встречаются недостатки, то это неизбежно: не ошибается только тот, кто ничего не делает.

Прозрение началось только после ХХ съезда КПСС (на котором Никита Хрущев выступал со знаменитым докладом «О культе личности Сталина и его последствиях») [ 1].

«Мы довольно быстро, – рассказывал Борис Натанович, – примерно к XXII съезду КПСС – поняли, что имеем дело с бандой жлобов и негодяев во главе страны. Но вера в правоту дела социализма и коммунизма сохранялась у нас очень долго. «Оттепель» способствовала сохранению этой веры – нам казалось, что, наконец, наступило такое время, когда можно говорить правду, и многие уже говорят правду, и ничего им за это не бывает…

Этот процесс эрозии убеждений длился, наверное, до самых чешских событий 1968-го. Вот тогда и наступил конец всех иллюзий».

Иносказание

Братья Стругацкие – в обычном понимании – никогда не были диссидентами, антисоветчиками и героическими борцами с коммунистическим режимом. Но диссидентами очень часто становились их читатели, воспринимавшие у Стругацких тот самый, беспощадно караемый в Арканаре, «невосторженный образ мыслей» и, учась подвергать сомнению, казалось бы, непреложные истины.

И это очень хорошо понимала советская цензура: недаром в 1970-е у АБС (общеупотребительное сокращение имен братьев-писателей) не вышло практически ни одной книги. А за публикацию их «Сказки о Тройке» в журнале «Ангара» указанное издание было немедленно закрыто…

Впрочем, до того всё, что писали Стругацкие, подвергалось цензуре – и авторы демонстрировали чудеса ловкости, добиваясь, чтобы идея книги была сохранена и содержание не изменилось до неузнаваемости.

Один из ярких примеров – «Попытка к бегству», небольшая повесть, где впервые в творчестве братьев Стругацких была сформулирована идея «прогрессорства»: работы представителей высокоразвитой цивилизации в «отсталых» мирах.

И как же было не споткнуться цензуре, например, на мысли авторов о том, что для того, чтобы подвигнуть людей на изменение, начинать нужно с того, что «сеет у них сомнение в устоявшихся понятиях»? Или с того, что в концлагеря на планете Саула власть отправляла «не понимающих установлений» и «желающих странного»? Да и главный герой «Попытки» Саул Репнин попадал на планету после бегства не из немецкого (как в опубликованном варианте книги), а из советского лагеря (как было изначально написано у авторов).

Идейное продолжение «Попытки» – «Трудно быть богом» (лучшая, на мой субъективный взгляд, вещь в мировой фантастике) – где тема прогрессорства выражена предельно точно, была сразу же «растащена» на цитаты, которые тоже не могли порадовать цензуру, хотя и были ей пропущены: «Теперь не уходят из жизни. Теперь из жизни уводят»; «Во тьме все становятся одинаково серыми»; «Король, по обыкновению, велик и светел, а дон Рэба безгранично умен и всегда начеку»; «Мерзко, когда день начинается с дона Тамэо»; «Совершенно не вижу, почему бы даже благородному дону не получить пару розог от имени его преосвященства»; «Умные нам не надобны. Надобны верные». И, наконец: «Там, где торжествует серость, к власти всегда приходят чёрные»…

Уже к выходу «Обитаемого острова» – первой части трилогии о Максиме Каммерере, впервые напечатанной в 1969 году в журнале «Нева», – и Стругацким, и их читателям стало ясно, что светлый и яркий «Мир Полудня XXII века», нарисованный в ранних книгах авторов, вряд ли материализуется в нашей реальности.

Да и реальность давала для этого все необходимые доказательства: «хрущёвская оттепель» закончилась и начался «брежневский застой». Тогда Стругацкие, по словам Бориса Натановича, «признались себе, что «никакое серьезное произведение опубликовано в ближайшие годы быть не может» и заставили себя быть циничными. В их понимании, это означало «учиться писать хорошо, но ради денег».

Появились «Отель «У погибшего альпиниста», «Малыш», – подчеркнуто «нейтральные» и «внеполитические» вещи. «Мы сами мучились мыслью, – скажет потом Борис Стругацкий, – что мы как бы занимаемся коллаборационизмом и против собственной воли поддерживаем – молчанием своим, внеполитичностью, добровольной своей самоустраненностью – этот поганый режим. Но мы уже не могли не писать. Нам казалось (как нашему герою Виктору Баневу из «Гадких лебедей), что если мы перестанем писать вообще, то это будет ИХ победа…».

Ждать возможности напечатать значимые для авторов книги пришлось до 1980-х годов (пожалуй, единственным исключением был опубликованный в 1979 году «Жук в муравейнике» – продолжение «Обитаемого острова»).

В 1980-м был опубликован в «книжном» исполнении «Пикник на обочине» (в 1972 году он увидел свет в журнале «Аврора»). В 1986 году – написанная в течение 1970-х «Хромая судьба». В 1987 году – написанные еще в 1967 году «Гадкие лебеди». В 1988-м – «Град обреченный» (написан в 1972-м). В 1985-м вышла третья часть трилогии о Каммерере – «Волны гасят ветер», в 1988 году – «Отягощенные злом».

На дворе уже была перестройка – и нам казалось, что застой никогда не вернется. И в 1989-91 годах мы, читатели и ученики братьев Стругацких – хлебнувшие свободы и непокорности из щедрого источника их книг и получившие иммунитет к страху – выходили на площадь и участвовали в выборах, требовали перемен и верили, что наше будущее будет светлым.

Может быть, и не таким, как «Мир Полудня», – но обязательно светлым. Потому что отброшено – как нам казалось, навсегда – мрачное тоталитарное прошлое. Потому что можно говорить то, что думаешь, и не бояться кары за инакомыслие. Потому, что закончились – как нам казалось, навсегда – время государственной Лжи и Лицемерия…

Когда ушел Аркадий Натанович, будущее еще казалось светлым. Казалось, что впереди – реформы, которые обязательно приведут нас в нормальный мир. А монополия на власть, на идеологию, на информацию, на истину – навсегда позади.

Борису Натановичу, пережившему Аркадия на двадцать лет, довелось увидеть, как всё стало поворачивать вспять. Как стало возвращаться то, что он уже видел – руководящая и направляющая политическая партия, выборы без выбора, борьба с врагами внешними и внутренними, объявление критики власти «экстремизмом» и бурные, продолжительные аплодисменты в адрес вождя, переходящие в овацию…

Осмысление

Двадцать лет, что мы с ним общались и записывали интервью на разные (как правило, на политические) темы, у нас продолжался как будто бы один нескончаемый разговор. В итоге сложилась уникальная хроника – российская политическая история постсоветской эпохи глазами Бориса Стругацкого. Чьи взгляды за это время менялись мало – скорее, менялось его настроение.

БНС всегда был убежденным либералом и при любых коллизиях неизменно вставал по эту сторону баррикады. При этом никаким путем его нельзя было разубедить в том, что Егор Гайдар все делал правильно, а Борис Ельцин был сторонником демократии и защитником свободы слова. «Главное – чтобы не нарушались права человека, чтобы не пролилась кровь», – неизменно говорил он мне в ответ на моё возмущение теми или иными действиями и решениями Ельцина и его окружения.

В декабре 1994 года кровь пролилась – российские войска вошли в Чечню. «Как Вы считаете, Рубикон перейден?», – спросил я его. БНС ответил, что проблема Чечни для него – «некий камень преткновения», хотя он всячески протестовал против насилия на Северном Кавказе. Но от Ельцина всё же не отвернулся – лишь заметил, что «президент сыграл не лучшую партию». И выборы 1996 года – со всей их потрясавшей тогда нечестностью – не заставили его поменять свою точку зрения.

Потом пришла путинская эпоха, которую Борис Натанович встретил со сдержанным оптимизмом: говорил, что новый президент – «идеальный образ царя, которым его видит средний человек». Молодой, энергичный, скромный, непьющий, хорошо говорящий – «последняя надежда» в глазах огромного числа людей на то, что всё, наконец, «устаканится», и что он часто дает «посылки», укрепляющие такую надежду. А что бывший сотрудник КГБ – так он, Стругацкий, всегда говорил, что «в нынешней России высший пост может занимать только бывший партайгеноссе или силовик».

Впрочем, по мере наступления «вертикали», его оптимизм уменьшался. И если весной 2005-го он говорил мне: «До тех пор, пока мы с Вами имеем возможность разговаривать так, как сейчас и пока существует в стране хоть дюжина изданий, готовых эти разговоры опубликовать, – до тех пор «свобода слова у нас есть», то через два года он констатирует: «всеобщая «вертикализация» последних лет подействовала на независимость СМИ (а, значит, и на степень демократизации страны) самым разрушительным образом».

О деле Михаила Ходорковского он говорил так: «Это старый добрый дух благословенного «тридцать седьмого»: бей, добивай, в лагерную пыль, до третьего колена… Логика тоталитаризма: Власть – это Страх». А позже добавлял: «Ещё несколько шагов в этом направлении – и мы вернемся в полностью авторитарное государство, совершенно не способное ни к чему, кроме реализации разнообразных «сверхпроектов» вроде всеобщей милитаризации экономики или грандиозных поворотов рек. Всё это мы уже проходили и хорошо знаем, чем это кончается».

И все же он до последних дней не терял надежды на лучшее. Говорил мне: «Мы знаем: тоталитаризм ТОЧНО не вечен, даже самый глухой и безнадежный. Поэтому перспектива – есть. И надо делать всё от тебя зависящее, чтобы эту перспективу приблизить». И считал, что очередная политическая оттепель «неизбежна так же, как и весенняя».

Выбор

Книги Стругацких стали для меня любимыми с первого же знакомства с ними – в середине 1960-х. Тогда (и потом) в нашей стране были и другие фантасты. Помните? Владимир Немцов и Александр Казанцев, Георгий Мартынов и Александр Шалимов, Дмитрий Биленкин и Георгий Гуревич, Север Гансовский и Анатолий Днепров, Сергей Снегов и Ольга Ларионова… Сегодня их мало кто помнит – даже о прекрасном Иване Ефремове, которым мы зачитывались в 1970–80-е годы, постепенно стали забывать.

А Стругацкие – были, есть и будут. Почему?

Я не литературный критик, поэтому мой ответ, возможно, уязвим с теоретической точки зрения. Но он таков: книгам Стругацких была суждена очень долгая жизнь потому, что они – не фантастика в обычном понимании, где описаны вымышленные миры и чудеса техники будущего. По большому счету, в них не так и много фантастических предположений.

Возьмем лучшее, с моей точки зрения, произведение не только в отечественной, но и в мировой фантастике – «Трудно быть богом».

И что там такого уж фантастического? Межпланетные полеты, благодаря которым разведчики Института экспериментальной истории оказываются на Арканаре, да малогабаритный полевой синезатор «Мидас», производящий золотые монеты из опилок. А все прочее – никакая не фантастика, а как говорил Аркадий Натанович, «социально-философское начало, без которого немыслима высокая литература».

И в действиях благородного дона Руматы, первого из «прогрессоров», описанных Стругацкими, – нет ничего фантастического, и не обладает он (за исключением вертолета и передатчика) никакими фантастическими возможностями. Разве что владеет «невероятными приемами боя» на мечах…

Что остается? Остается главная тема Стругацких, которая присутствует во всех их книгах: ВЫБОР. Выбор, который делает человек, оказавшись в сложнейшей нравственной ситуации. Вмешиваться или не вмешиваться в дела чужого мира – где «звери убивают людей», где торжествует зло, где из жизни не уходят, а уводят, и где после торжества серых к власти приходят черные?

Мы знаем, какой выбор в конце концов делает Румата и берет в руки меч. И самое удивительное при этом – как говорил мне сам Борис Натанович – что он идет крошить меpзавцев в мелкий порошок на последней странице книги, а не на первой – как хотелось бы читателю. После чего переживает тяжелейший шок и отправляется обратно на Землю…

«Если бы Вам, как доктору Будаху в «Трудно быть богом», довелось беседовать с прогрессором с другой планеты, что бы Вы попросили? Дать людям вволю хлеба, мяса и вина, кров и одежду? Вразумить жестоких правителей? Сделать так, чтобы люди получили всё и не отбирали это друг у друга? Провести «массовую гипноиндукцию и позитивную реморализацию», чтобы люди больше всего любили труд и знание? Или, как просит Будах, «оставить нас, и дать нам идти своей дорогой»? – спросил я как-то у Бориса Натановича.

Ответ был следующим: «Боюсь, что ответ доктора Будаха – реально – единственно верный. Все остальное – фантастика. Историю невозможно ни облагородить, ни обескровить, ни подлатать. Я уверен, что реальная история – самая благородная, бескровная и здоровая из всех виртуальных. Она, как демократия по Черчиллю: отвратительна, но ничего лучше выдумать ни у кого не получится. Любая выдуманная история будет либо не осуществима, либо еще более отвратительна, чем реальная».

Иногда нам казалось, что сами братья Стругацкие были прогрессорами, заброшенными на Землю некоей высокоразвитой цивилизацией. С неукоснительным предписанием – не вмешиваться, не карать, не судить и не спасать, а только учить. Учить быть стойкими и храбрыми, добрыми и милосердными. Учить не отступать перед трудностями и сохранять верность друзьям. Учить «нетерпению потревоженной совести» и «невосторженному образу мыслей».

+ + +

Прощайте, Учителя.

Вы когда-то написали: «Будущее создается тобой, но не для тебя».

Наше будущее принадлежит тем, кого воспитали вы.

Двойная звезда «Братья Стругацкие» перестала гореть.

Но свет её не исчезнет. Он будет с нами всегда.

Борис ВИШНЕВСКИЙ,
Санкт-Петербург, специально для «Псковской губернии»

1 См.: Л. Шлосберг. Съезд выживших // «ПГ», № 9 (531) от 9-15 марта 2011 г.; О культе личности и его последствиях. Доклад Первого секретаря ЦК КПСС тов. Хрущева Н. С. XX съезду Коммунистической партии Советского Союза. Часть первая // «ПГ», № 9 (531) от 9-15 марта 2011 г.; Часть вторая // «ПГ», № 10 (532) от 16-22 марта 2011 г.