Когда Адриана Непенина убили, то для оправдания сочиняли всякие небылицы – чтобы не жалко было убитого. Будто бы это был финн по фамилии Непейнен. Дескать, какому русскому может быть жалко чухонца? С другой стороны, те, кто ему в Гельсингфорсе сочувствовал, считали его своим, то есть финном.
Убийством командующего Балтийским флотом и его соратников-офицеров матросы не ограничились. Окоченевший труп контр-адмирала ради забавы был поставлен в гельсингфорсском морге на ноги, фуражку сдвинули набекрень, в рот сунули папиросу (по другой версии, подпёрли тело бревнами и в рот воткнули курительную трубку). Бывали, конечно, в те времена издевательства над телами и более изощрённые, но и это производило сильное впечатление – кого-то радовало и вызывало революционный подъём, кого-то шокировало - например, пришедшую в морг вдову Непенина). В таких случаях обычно говорят, что, скажите спасибо, что то же самое или что-нибудь похуже не сделали с вдовой. Это «издержки революции»…
Один из четырёх убийц Адриана Непенина стал позднее почти знаменитостью, написал книгу «Багряным путём гражданской», дожил до наших дней (умер в 1978 году). Пользовался уважением и почётом, во многом как раз потому, что был убийцей. Звали его Пётр Грудачёв. Его имя встречается в мемуарах, рассказывающих о революционном времени, несколько раз. После убийства Непенина карьера молодого матроса береговой роты минной обороны Грудачёва неизбежно пошла в гору, и в 1919 году он уже стал комендантом Феодосии. Так он попал в мемуары Максимилиана Волошина, в которых поэт описывает коменданта Грудачёва в деле: «В момент моего приезда я застал у себя в доме обыск. Какой-то очень грубый комендант города, молодой, усатый, бравый, жандармского типа, по фамилии, кажется, Грудачёв. Он уже отобрал себе мой левоциклет, на который давно уже метили местные велосипедисты… когда заметил, что Грудачёв остановился на сложном гимнастическом аппарате Сандова, то я ему предложил его взять на память…». Революционеры любили ходить на обыски. Оттуда трудно было уйти с пустыми руками.
В Русско-японскую войну Адриан Непенин отличился, когда командовал миноносцем «Сторожевой», отдав приказ прикрыть корпусом своего корабля флагманский броненосец «Севастополь». В Первую мировую войну летом 1914 года создал службу связи на Балтийском флоте (это была морская разведка, в том числе авиаразведка и дешифровка германских радиособщений). Командующим флотом Непенин стал в сентябре 1916 года. Именно тогда началась подготовка к высадке в тыл немцам – в Кёнигсберг. Предполагалось, что это могла быть одна из самых важных морских и авиаопераций той войны. Но в результате всё произошло совсем по-другому. Февральская революция в Петрограде случилась почти бескровно. Но в Гельсингфорсе (Хельсинки) кровь пролилась. На Балтийском флоте были убиты не менее 120 офицеров, среди которых вряд ли нашлось много приверженцев павшей монархии. Во всяком случае, контр-адмирал Непенин к ним не принадлежал и Временное правительство признал. Скорее всего, его убили потому, что он не признал нового командующего – адмирала Андрея Максимова (после Октябрьской революции Максимов примкнул к большевикам, став старшим инспектором Реввоенсовета Республики, а потом командующим Черноморским флотом). Непенин считал, что командующего флотом должны были выбирать не матросы, а назначать по приказу нового правительства. Такого приказа он не получал.
К моменту убийства Непенина в Гельсингфорсе бунт охватил большинство кораблей. Пролилась кровь. Незадолго до своей гибели Непенин издал приказ № 302-оп: «Считаю абсолютно недопустимым пролитие драгоценной русской крови. От имени нового Правительства Великой и Свободной России ещё раз призываю офицеров к спокойствию и единению с командой и категорически воспрещаю пролитие крови, ибо жизнь каждого офицера, матроса и солдата особенно нужна России для победоносной войны с внешним врагом». «Спокойствие и единение» - это как раз то, что для революции смерти подобно.
В 1971 году ветеран революции Грудачёв издаст книгу «Багряным путём гражданской», где опишет момент убийства: «Я вглядывался в адмирала, когда он медленно спускался по трапу... Вспомнились рассказы матросов о его жестокости, бесчеловечном отношении. И скованность моя, смущение отступили: передо мной был враг. Враг всех матросов, а значит, и мой личный враг. Спустя несколько минут приговор революции был приведён в исполнение. Ни у кого из четверых не дрогнула рука, ничей револьвер не дал осечки...».
Грудачёв сделал то, что не удалось сделать японцам в Порт-Артуре, где Адриан Непенин воевал. Грудачёв мужественно преодолел смущение и скованность.
Судя по книге Пётра Грудачёва, убийство 45-летнего Адриана Непенина произошло не стихийно. Это не был всплеск эмоций. Грудачёв Непенина не знал и под его началом не служил. В книге «Багряным путём гражданской» Грудачёв написал, что 4 марта на Вокзальной площади к нему подошли трое пожилых матросов. Один из них сказал: «Считай, что революция даёт тебе первое серьёзное задание. Выполнишь?» По дороге к штабному кораблю «Кречет» выяснилось, что задание предстоит ответственное: расстрелять командующего флотом. Грудачёв «поначалу растерялся» и спросил: «Чей приговор?» Ему ответили: «Революции. Непенин скрыл телеграмму из Петрограда. Он поступил как враг революции. И не тебе, друг, сомневаться в правоте и необходимости приговора… Знаешь, что адмирал нашего брата, матроса, ни в грош не ставит, людьми не считает. За малый проступок, оплошность жестоко и подло казнит. А уж за политику - пощады не жди…» Но Грудачёв всё ещё колебался («И всё же у меня не проходило чувство какой-то неловкости. Выстрелить в человека… На фронте… мне приходилось делать это неоднократно. Да, но там были бои, а здесь?.. Но и не выполнить задание революции я не мог»).
Задание было выполнено и перевыполнено. В контр-адмирала Непенина не только стреляли, но кололи штыками.
Непенина выманили из штабного корабля на встречу с депутатами Государственной думы, прибывшими из Петрограда. Командующий сошёл на пристань и, в окружении матросов, отправился в город, но поблизости его ждали те, кто должен был привести расстрельный приговор, вынесенный непонятно кем, в исполнение.
Штабс-капитан корпуса гидрографов Таранцев, видевший момент убийства со стороны, рассказывал, что матросы были пьяны, флаг-офицера Тирбаха и инженер-механика Куремирова, шедших с Непениным, повалили в снег… По словам Таранцева, «Непенин остановился, вынул золотой портсигар, закурил повернувшись лицом к толпе и, глядя на нее, произнёс как всегда, негромким голосом: "Кончайте же ваше грязное дело!". Никто не шевельнулся. Но, когда он опять пошёл, ему выстрелили в спину. И он упал. Тотчас же к телу бросился штатский и стал шарить в карманах…». Одна и версий, что устранение командующего «было организовано и спровоцировано германской разведывательной агентурой, действовавшей через большевистские организации». В то же время со штабного корабля «Кречет» были похищены секретные оперативные документы, в том числе кальки минных позиций.
В городе было организовано несколько свалок трупов морских офицеров (в самом Гельсингфорсе убили 46 офицеров, остальных - в Кронштадте, Ревеле и Петрограде; часть офицеров заталкивали под лёд). Мирная февральская революция оказалась не такой уж и мирной. Лейтенант Тирбах, сопровождавший Непенина и чудом во время расправы уцелевший, вспоминал: «В тот же день вечером я, взяв команду штаба и грузовик... поехал и обыскал несколько свалок трупов офицеров, пока в конце концов не нашёл тело адмирала... Привёз его на береговую квартиру комфлота, обмыл и одел его (у него кроме двух пулевых ран было ещё три раны штыковых…».
Контр-адмирала Адриана Непенина удалось похоронить на русском кладбище Гельсингфорса, что, очевидно, не понравилось матросам, явившимся на кладбище толпой – узнавать у священника, где похоронили «врага». Священник могилу не показал, иначе бы её в лучшем случае осквернили. Убийства на Балтийском флоте продолжались до 15 марта, но погибшие весной 1917 года были не последними жертвами тех событий. У многих не расстрелянных, но арестованных, «смертный приговор» был вынесен с отсрочкой. Всего в те дни арестовано было около 600 человек. После Октябрьской революции они превратились в заложников и часть из них во время «красного террора» 1918 года была помещена на баржи и заживо утоплена в Финском заливе.
В СССР об адмирале Непенине предпочитали не вспоминать (или вспоминать так, как это сделал Грудачёв). Но в год 300-летия Российского флота в Великих Луках была открыта памятная доска на том месте, где стоял дом, в котором жил будущий адмирал Адриан Непенин.
Свобода уходит, застёгнутая на все пуговицы.
В ушах звучит непременный военный марш.
Полковой священник машет кадилом на улице,
Ловко совершая руками крутой вираж.
От первой любви до последней нитки…
Этот путь мы проходим из чувства долга,
Напоследок чиркнув несколько слов на открытке:
«Дорогой Бог, ты обходишься нам слишком дорого».
Свобода уходит под барабаны,
Героически утопая в выгребной яме.
Уходит под гимн, состоящий из слов бранных.
Было бы странно, если бы свобода осталась с нами.