Осталось получше поставить жучки и жадно подслушивать вечных врагов

«Есть люди, которым упорно не везёт всю жизнь, невзирая на их личные человеческие достоинства, - написал Дмитрий Балашов в книге «Святая Русь». - Таким был и Андрей Ольгердович. Жизнь, и надежды, и несомненный ратный талант - всё прошло и угасло в тени его великого отца, самовластно распоряжавшегося судьбами сыновей и племянников». Это как посмотреть. Человек всю жизнь провёл на поле боя или в непосредственной близости. Принимал участие чуть ли не во всех битвах, проходивших при нём, включая Куликовскую битву, очередную годовщину которой отмечали 8 сентября. И при этом князь Андрей прожил долгую-долгую жизнь, особенно по тем временам (родился приблизительно в 1320 году, а погиб в 1399). Из них, по меньшей мере, лет двадцать (в 1341-1348, в 1377-1385, и 1394- 1399 годах) был князем псковским. Сын его Иван правил в Пскове с 1386 по 1394 год. По другой версии Андрей Ольгердович был на псковском княжении в 1341 - 1342, в 1377- 1381, и в 1394 – 1397 годах.

Если Андрею Ольгердовичу и не везло, так это после смерти. Да и то, его в отличие от многих других князей, не забыли. В Полоцке, где он правил ещё дольше, чем в Пскове, князю Андрею установлен памятник. Но в смысле исторической литературы ему точно не очень повезло. Обычно его вспоминают в связи с Куликовской битвой. Чаще всего он оказывается там фигурой второстепенной. К тому же, качественной художественной литературы о тех временах не так уж много. Обычно всего это какие-то дурные сказки на историческом материале. Об одной в позапрошлом веке забавно написал литературный критик Дмитрий Писарев в «Прогулке по садам российской словесности». Особенно досталось от Писарева российским драматургам, сочинявшим на исторические темы (Писарев писал о «суетности исторического драмоделания»), в том числе и автору «Мамаева побоища» Дмитрию Аверкиеву – представителю «охранительного» направления, близкого Фёдору Достоевскому. «Его "Мамаево побоище", - написал Писарев, - есть тенденциозный панегирик прошедшему, которое, разумеется, должно казаться г. Аверкиеву очень привлекательным, потому что в XIV столетии еще не было людей, способных выводить на свежую воду литературных шарлатанов. Впрочем, легко может быть, что и шарлатанов было тогда поменьше, чем теперь».

Историческую драму Дмитрий Аверкиев написал в стихах. Князь Андрей Ольгердович в драме изрекает: «И за Дон перейдем да победим, // Коль есть на то господня воля; нет - // Так от беды и здесь не уберечься. // А мысль моя такая, княже Дмитрий // Иванович: коль ты пришел на дело, // Коль крепкого ты бою хочешь, // Сегодня же вели перевозиться. // И у кого на мысли ворочаться, // Пусть эту мысль отбросит; пусть никто // Не думает спастись от смерти; бьется // С погаными без хитрости и смерти // Пусть с часу на час ждет. А говорят, // Что сила велика у них, то что //    На это нам смотреть. Не в силе бог, // А в правде». На что ему Дмитрий Донской отвечает: «Ай да князь Андрей, спасибо! // Такие речи, право, любо слушать».

Писарев по этому поводу веселится: «Скажите, пожалуйста, не правду ли я говорил, что мне придётся защищать куликовских героев против их усердного, но крайне ограниченного панегириста? Желая расписать самыми яркими красками благочестие наших предков, г. Аверкиев, очевидно, хватил через край, возвел русское "авось" в религиозный догмат и навязал несчастным сподвижникам Дмитрия чистейший магометанский фатализм, против которого всегда возмущался здравый смысл всех европейских народностей…». В этом пассаже как минимум две претензии – литературная и историческая.  Исторических книг-панегириков за время существования русской литературы написано множество. В таких исторических романах и исторических драмах действуют не люди, а «говорящие статуи», и язык у них соответствующий.

Вторая претензия – ещё более серьёзная и касающаяся так называемой исторической правды. О битве много написано, но серьёзных источников не так уж много. Некоторые «источники» сочинены много десятилетий или столетий спустя. «Задонщина», скорее всего, в конце XV века, то есть через сто лет после «Мамаева побоища». Масштаб события в разных книгах тоже оценивается по-разному. Не верится, что речь идёт об одном и том же событии. Самая невероятная цифра – 400 тысяч участников. По другой версии – на каждой стороне было по 30 тысяч. Вот такой разброс.

Сам-то Андрей Ольгердович, командовавший полком правой руки (в некоторых летописяхговорится, что он сражался в передовом полку), не знал, что участвовал именно в Куликовской битве – по той причине, что впервые термин «Куликовская битва» появился в 1817 году в труде Карамзина. В книгах об этой битве Андрея Ольгердовича называют то Андреем Псковским, то Андреем Полоцким. Правильнее, всё же, Псковским, потому что в тот момент он правил в Пскове, хотя иногда он эти «должности» стремился совмещать. И своё имя «Андрей» он получил тоже в Пскове, а при рождении он был назван  Вигундом. Из псковских князей литовского происхождения он второй по известности после Довмонта-Тимофея. Но вряд ли ему в Пскове, в отличие от Полоцка, когда-нибудь поставят памятник.

Отец Вигунда, принявшего в Пскове имя Андрей, был великий литовский князь Ольгерд, сын Гедимина, по началу живший и княживший в Усвятах. В 1341 году Ольгерда вместе с братом Кейстутом пригласили для защиты Псковской земли от ливонских рыцарей. С дядей и отцом в Псков прибыл двадцатилетний Вигунд, принявший в Пскове христианство и ставший псковским князем.

Отец Андрея-Вигунда Ольгерд был очень деятельным правителем. При нём Литва расширяла свои границы, в том числе присоединив Киев. С 1368 по1372 шла литовско-московская война. Так что Ольгерда можно считать одним из злейших врагов московского князя Дмитрия (в будущем – Донского). А сын Ольгерда, точнее – два сына, сражались вместе с Дмитрием против войск Мамая.

Впрочем, против кого только Андрей Ольгердович не сражался. Ходил он не только в псковских князьях, но и во врагах Пскова – после того как был оттуда изгнан, потому что прельстился другим княжением – полоцким.  Воевал Андрей Ольгердович и с Москвой, участвуя в двух походах - 1368 и 1370 годов. В 1377 году Андрей-Вигунд снова оказывается в Пскове на княжении. К этому времени Ольгерд уже умер и в Литве утвердился Ягайло, тоже сын Ольгерда (на 42 года младше Андрея-Вигунда), позднее поддержавший хана Мамая. И тогда Андрей Псковский становится другом Москвы и выступает против Литвы (по самой распространённой версии). В 1378 году он участвовал в разгроме русскими в битве на реке Вожа ордынских войск Бегича. Считается, что сводные братья Андрей Ольгердович (Псковский) и Дмитрий Ольгердович (Брянский) посоветовали Дмитрию Ивановичу Московскому начать сражение раньше, чем Ягайло присоединится к Мамаю. Правда, существуют и альтернативные версии событий, в которых братьям-литвинам Андрею и Дмитрию отводится  бОльшая роль. Но это тема долгого разговора – о том, кому в действительности в те времена принадлежали Псков и каковы в те времена были взаимоотношения Пскова и Литвы. «Пролитовская» версия Куликовской битвы заключается в том, что Ольгердовичи в этой битве играли решающую роль, командуя войсками, в то время как Дмитрий Иванович переоделся в ратника (Ольгердовичи распорядились его искать среди убитых, и князь московский был найден раненым).

Ещё более тёмная история произошла в 1382 году, когда к Москве подошёл хан Тохтамыш, а Дмитрий Донской исчез (то ли отправился собирать войско, то ли был изгнан после восстания). А в Москве остался князь Остей (по одной из версий – сын Андрея Ольгердовича, по другой сын Дмитрия Ольгердовича). Москва была сожжена, Остей погиб, а Дмитрий Донской вернулся.

Братья Андрей и Михаил Ольгердовичи погибли в один день -12 августа 1399 года во время одном из самых крупных сражений XIV века – в битве на реке Ворскле. Они сражались на стороне Великого княжества Литовского вместе с русскими, польскими и немецкими союзниками против войск Золотой Орды под командованием хана Тимур-Кутлуга и эмира Едигея. К Витовту и союзным войскам против Тимур-Кутлуга и эмира Едигея присоединился даже Тохтамыш, но это не помогло.

Если спросить сейчас псковичей – кто такой Андрей Ольгердович, то мало кто ответит что-нибудь вразумительное.

Хан Берке в таких случаях рубил с плеча.
Глаза разбегались, как тараканы.
Была в них невысказанная печаль.
В засаде сидел латинянин поганый.
Но кто помнит сегодня сына Джучи?
История вышла из берегов.
Осталось получше поставить жучки
И жадно подслушивать вечных врагов.
Кого подслушиваешь, тот и враг,
А поганый тот, кто посмотрит косо.
Кто он – человек? червяк?
Если ждёшь угрозу – приходит угроза.
Кто помнит сегодня хана Берке?
Тот же, кто и вшивокудрого Мальдорора.
Мальдорор, как и Мойдодыр – в тупике.
Химера совести лежит под забором.
Под рукой – ядерная кнопка баяна.
Сотни лет сжались в один кулак.
Дорога домой заросла бурьяном.
Кто окажется рядом, - тот и враг.

Любой хан умеет врагов обличать.
Если не умеет, то он не хан.
Он хан до тех пор, пока рубит с плеча.
Он хан, а все остальные – хлам.